Неточные совпадения
Левин встречал в журналах статьи, о которых шла речь, и читал их, интересуясь ими, как развитием знакомых ему, как естественнику по университету, основ естествознания, но никогда не сближал этих научных выводов о происхождении человека как
животного, о рефлексах, о биологии и социологии, с теми вопросами о значении
жизни и смерти для себя самого, которые в последнее время чаще и чаще приходили ему на ум.
— Жили тесно, — продолжал Тагильский не спеша и как бы равнодушно. — Я неоднократно видел… так сказать, взрывы страсти двух
животных. На дворе, в большой пристройке к трактиру, помещались подлые девки. В двенадцать лет я начал онанировать, одна из девиц поймала меня на этом и обучила предпочитать нормальную половую
жизнь…
— Это ты — из деликатности, — сказала Варвара, задыхаясь. — Ах, какое подлое, грубое
животное Стратонов… Каменщик. Мерзавец… Для богатых баб… А ты — из гордости. Ты — такой чистый, честный. В тебе есть мужество… не соглашаться с
жизнью…
— Я этого не понимаю — этой птичьей
жизни, — сказала она. — Вы, конечно, несерьезно указали вокруг, на природу, на
животных…
Они — не жертвы общественного темперамента, как те несчастные создания, которые, за кусок хлеба, за одежду, за обувь и кров, служат
животному голоду. Нет: там жрицы сильных, хотя искусственных страстей, тонкие актрисы, играют в любовь и
жизнь, как игрок в карты.
Он свои художнические требования переносил в
жизнь, мешая их с общечеловеческими, и писал последнюю с натуры, и тут же, невольно и бессознательно, приводил в исполнение древнее мудрое правило, «познавал самого себя», с ужасом вглядывался и вслушивался в дикие порывы
животной, слепой натуры, сам писал ей казнь и чертил новые законы, разрушал в себе «ветхого человека» и создавал нового.
Но с странным чувством смотрю я на эти игриво-созданные, смеющиеся берега: неприятно видеть этот сон, отсутствие движения. Люди появляются редко;
животных не видать; я только раз слышал собачий лай. Нет людской суеты; мало признаков
жизни. Кроме караульных лодок другие робко и торопливо скользят у берегов с двумя-тремя голыми гребцами, с слюнявым мальчишкой или остроглазой девчонкой.
Сегодня мы ушли и вот качаемся теперь в Тихом океане; но если б и остались здесь, едва ли бы я собрался на берег. Одна природа да
животная, хотя и своеобразная,
жизнь, не наполнят человека, не поглотят внимания: остается большая пустота. Для того даже, чтобы испытывать глубже новое, не похожее ни на что свое, нужно, чтоб тут же рядом, для сравнения, была параллель другой, развитой
жизни.
Жизнь наша опять потекла прежним порядком. Ранним утром всякий занимался чем-нибудь в своей комнате: кто приводил в порядок коллекцию собранных растений,
животных и минералов, кто записывал виденное и слышанное, другие читали описание Капской колонии. После тиффинга все расходились по городу и окрестностям, потом обедали, потом смотрели на «картинку» и шли спать.
Здесь до значительной степени можно наблюдать некоторые стороны
жизни животных почти в естественном состоянии.
Животным так внушают правила поведения, что бык как будто бы понимает, зачем он жиреет, а человек, напротив, старается забывать, зачем он круглый Божий день и год, и всю
жизнь, только и делает, что подкладывает в печь уголь или открывает и закрывает какой-то клапан.
— Отвратительна животность зверя в человеке, — думал он, — но когда она в чистом виде, ты с высоты своей духовной
жизни видишь и презираешь ее, пал ли или устоял, ты остаешься тем, чем был; но когда это же
животное скрывается под мнимо-эстетической, поэтической оболочкой и требует перед собой преклонения, тогда, обоготворяя
животное, ты весь уходишь в него, не различая уже хорошего от дурного.
О будущей
жизни он тоже никогда не думал, в глубине души нося то унаследованное им от предков твердое, спокойное убеждение, общее всем земледельцам, что как в мире
животных и растений ничто не кончается, а постоянно переделывается от одной формы в другую — навоз в зерно, зерно в курицу, головастик в лягушку, червяк в бабочку, желудь в дуб, так и человек не уничтожается, но только изменяется.
Не говоря уже о том, что по лицу этому видно было, какие возможности духовной
жизни были погублены в этом человеке, — по тонким костям рук и скованных ног и по сильным мышцам всех пропорциональных членов видно было, какое это было прекрасное, сильное, ловкое человеческое
животное, как
животное, в своем роде гораздо более совершенное, чем тот буланый жеребец, зa порчу которого так сердился брандмайор.
В этот период его сумасшествия эгоизма, вызванного в нем петербургской и военной
жизнью, этот
животный человек властвовал в нем и совершенно задавил духовного человека.
Россия духа может быть раскрыта лишь путем мужественной жертвы
жизнью в
животной теплоте коллективной родовой плоти.
Исключительное господство душевности с ее
животной теплотой противится этой освобождающей
жизни духа.
Любопытно, что козуля охотно мирится с присутствием других
животных и совершенно не выносит изюбра. В искусственных питомниках при совместной
жизни она погибает. Это особенно заметно на солонцах. Если такие солонцы сперва разыщут козы, они охотно посещают их до тех пор, пока не придут олени. Охотники неоднократно замечали, что, как только на солонцах побывают изюбры, козули покидают их на более или менее продолжительное время.
Бедные
животные стали отходить на север, но не могли выдержать
жизни в хвойных лесах и погибли очень скоро.
Раненое
животное поднимало голову и, видимо, кончало расчеты с
жизнью.
Дикая кошка ведет одинокий образ
жизни и держится в густых сумрачных лесах, где есть скалистые утесы и дуплистые деревья. Это весьма осторожное и трусливое
животное становится способным на яростное нападение при самозащите. Охотники делали опыты приручения молодых котят, но всегда неудачно. Удэгейцы говорят, что котята дикой кошки, даже будучи взяты совсем малыми, никогда не ручнеют.
Енотовидная собака обитает почти по всему Уссурийскому краю, преимущественно же в западной и южной его частях, и держится главным образом по долинам около рек.
Животное это трусливое, ведущее большей частью ночной образ
жизни, и весьма прожорливое. Его можно назвать всеядным; оно не отказывается от растительной пищи, но любимое лакомство его составляют рыбы и мыши. Если летом корма было достаточно, то зимой енотовидная собака погружается в спячку.
2 минуты я любовался прекрасным
животным и совершенно не имел намерения лишать его
жизни.
Барсук —
животное всеядное, ведущее одиночную
жизнь.
Представьте себе оранжерейного юношу, хоть того, который описал себя в «The Dream»; [«Сон» (англ.).] представьте его себе лицом к лицу с самым скучным, с самым тяжелым обществом, лицом к лицу с уродливым минотавром английской
жизни, неловко спаянным из двух
животных: одного дряхлого, другого по колена в топком болоте, раздавленного, как Кариатида, постоянно натянутые мышцы которой не дают ни капли крови мозгу.
Наружные признаки и явления финансового мира служат для него так, как зубы
животных служили для Кювье, лестницей, по которой он спускается в тайники общественной
жизни: он по ним изучает силы, влекущие больное тело к разложению.
Два врага, обезображенные голодом, умерли, их съели какие-нибудь ракообразные
животные… корабль догнивает — смоленый канат качается себе по мутным волнам в темноте, холод страшный, звери вымирают, история уже умерла, и место расчищено для новой
жизни: наша эпоха зачислится в четвертую формацию, то есть если новый мир дойдет до того, что сумеет считать до четырех.
Аристотель говорит в своей, во многих отношениях замечательной, «Политике»: «Человек есть естественно
животное политическое, предназначенное к
жизни в обществе, и тот, кто по своей природе не является частью какого-либо государства, есть существо деградированное или превосходящее человека».
Я бы хотел в вечной
жизни быть с
животными, особенно с любимыми.
Мне легко было выражать свою эмоциональную
жизнь лишь в отношении к
животным, на них изливал я весь запас своей нежности.
В личности, в личном сознании, которое для него есть
животное сознание, он видит величайшее препятствие для осуществления совершенной
жизни, для соединения с Богом.
На песке, около самой воды, лежали оба лося и в предсмертных судорогах двигали еще ногами. Один из них подымал голову. Крылов выстрелил в него и тем положил конец его мучениям. Когда я подошел к
животным,
жизнь оставила их. Это были две самки; одна постарше, другая — молодая. Удачная охота на лосей принудила нас остановиться на бивак раньше времени.
— Это вздор: родительская любовь предрассудок — и только. Связь есть потребность, закон природы, а остальное должно лежать на обязанностях общества. Отца и матери, в известном смысле слова, ведь нет же в естественной
жизни.
Животные, вырастая, не соображают своих родословных.
Платонов, давно уже отставивший от себя тарелку, глядел на нее с изумлением и даже больше — почти с ужасом Ему, видевшему в
жизни много тяжелого, грязного, порок: даже кровавого, — ему стало страшно
животным страхом перед этим напряжением громадной неизлившейся ненависти. Очнувшись, он сказал...
«Во-первых, моя ненаглядная кузина, из опытов
жизни моей я убедился, что я очень живучее
животное — совершенно кошка какая-то: с какой высоты ни сбросьте меня, в какую грязь ни шлепните, всегда встану на лапки, и хоть косточки поламывает, однако вскоре же отряхнусь, побегу и добуду себе какой-нибудь клубочек для развлечения.
Бывший перед домом палисадник неведомо куда исчез — тоже, должно быть, изныл; бывший «проспект» наполовину вырублен; бывший пруд зарос и покрыт плесенью, а берега изрыты копытами домашних
животных; от плодового сада остались две-три полувымерзшие яблони, едва показывающие признаки
жизни…
В столичных центрах городская
жизнь кипит ключом, разница общественного положения сглаживается, по крайней мере, в проявлениях чисто общественной
жизни, а в провинции таких нивелирующих обстоятельств не полагается, и перегородки между общественными группами почти непроницаемы, что особенно чувствуется женщинами, живущими слишком замкнутой
жизнью, подобно тому как размещаются в музеях и зверинцах
животные разных классов и порядков.
И вот я делаю вещи, к которым у меня совершенно не лежит душа, исполняю ради
животного страха
жизни приказания, которые мне кажутся порой жестокими, а порой бессмысленными.
Над всеми ими тяготеет страх за свою шкуру,
животная любовь к своим детенышам и к своему логовищу, боязнь
жизни и отсюда трусливая привязанность и деньгам.
Лошадей заставляют спрыгнуть на корму, и только испытанное благонравие этих
животных может успокоить ваши опасения насчет того, что одно самое ничтожное, самое естественное движение лошади может стоить
жизни любому из пассажиров, кое-как приютившихся по стенкам и большею частью сидящих не праздно, а с веслом в руках.
Живучи при отце на кучерском дворе, всю
жизнь свою я проводил на конюшне, и тут я постиг тайну познания в
животном и, можно сказать, возлюбил коня, потому что маленьким еще на четвереньках я у лошадей промеж ног полозил, и они меня не увечили, а подрос, так и совсем с ними спознался.
Все — грубо, обнаженно и внушает большое, крепкое чувство доверия к этой черной
жизни, бесстыдно-животной.
Учение Христа только тогда имеет силу, когда оно требует полного совершенства, т. е. слияния божеской сущности, находящейся в душе каждого человека, с волей бога, — соединения сына с отцом. Только это освобождение сына божия, живущего в каждом человеке, из
животного и приближение его к отцу и составляет
жизнь по учению Христа.
Учение Христа тем отличается от прежних учений, что оно руководит людьми не внешними правилами, а внутренним сознанием возможности достижения божеского совершенства. И в душе человека находятся не умеренные правила справедливости и филантропии, а идеал полного, бесконечного божеского совершенства. Только стремление к этому совершенству отклоняет направление
жизни человека от
животного состояния к божескому настолько, насколько это возможно в этой
жизни.
Христос признает существование обеих сторон параллелограмма, обеих вечных, неуничтожимых сил, из которых слагается
жизнь человека: силу
животной природы и силу сознания сыновности богу. Не говоря о силе
животной, которая, сама себя утверждая, остается всегда равна сама себе и находится вне власти человека, Христос говорит только о силе божеской, призывая человека к наибольшему сознанию ее, к наибольшему освобождению ее от того, что задерживает ее, и к доведению ее до высшей степени напряжения.
Но мало того, что пишутся и говорятся грациозные ненужности, пишутся и говорятся прямо гадости, дикости, пишутся и говорятся самым утонченным образом рассуждения, возвращающие людей к первобытной дикости, к основам
жизни не только языческой, но даже
животной, уже 5000 лет тому назад пережитой нами.
Существование в человеке
животного, только
животного, не есть
жизнь человеческая.
Жизнь по одной воле бога тоже не есть
жизнь человеческая.
Жизнь человеческая есть составная из
жизни животной и
жизни божеской. И чем более приближается эта составная к
жизни божеской, тем больше
жизни.
По учению этому все изменения в
жизни человеческой происходят по тем же законам, по которым они происходят и в
жизни животных.
Вся
жизнь историческая человечества есть не что иное, как постепенный переход от жизнепонимания личного,
животного к жизнепониманию общественному и от жизнепонимания общественного к жизнепониманию божескому.
Я, как языческий бог или как молодое, сильное
животное, наслаждался светом, теплом, сознательной радостью
жизни и спокойной, здоровой, чувственной любовью.